Когда туалетную декларацию "СВО" озвучил Беглов, это ещё можно было пропустить как шум. "В Питере губернатор особенный" — аксиома пятилетки. Но за Бегловым то же повторил Путин. Устами собственного главы государство приравнено к отхожему месту. Итог утверждения традиционных ценностей. Кстати, прозвучали эти слова на встрече с главами муниципальных образований. Вот заодно и ценник многолетних призывов оппозиции на выборы.
Какое 17 марта, какие надежды и Надеждины? Куда теперь с бюллетенями? По этому поводу впору лишь вспоминать объявления из советских мест общего пользования: "Не бросайте вату в унитаз". Хотя печально, что Кремлю удаётся навязывать свой дискурс и свой понятийный аппарат.
Потрясающе, как круто поменялась картина меньше чем за полгода. Как просто оказалось жить без Пригожина. Давно ли могучий кулинар-кондотьер выступал концентрированным выражением государственной политики, олицетворением правящей элиты. Заносилась над страной кувалда, нависала тень "консервативного движения", сотрясал мятеж. Но объявить целью войны половое разделение выгребных ям — такое с Пригожиным не катило. Эстетика была иная. Авантюрный олигарх бандитского происхождения не годился для такого сортира — всё-таки типа в падлу. Подобное по плечу разве что Путину с Бегловым. Замызганный чекист-недотёпа, карьерный партаппаратчик ниже среднего… Только вниз и только взад.
С подобающей унылостью накручивает режим тоталитарно-идеологическую составляющую. Формируется законодательный и административно карательный пласт "ответственности за пропаганду и оправдание идеологии экстремизма". Уже не терроризма и даже не экстремизма как такового.
Криминализуется именно идеология. Внутреннее убеждение человека. Не действие, не агитация — оправдание, то есть просто моральный выбор. Прицел олигархического государства наведён на мировоззрение и нравственность. "Повиноваться мало, надо любить", — Оруэлл рулит.
"Под публичным оправданием экстремизма понимается публичное заявление о признании идеологии и практики экстремизма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании", — говорится в новации, запланированной в 280-ю статью УК РФ. До 5 лет. Или штраф 300 тысяч. "Где закон, там и преступление", — писал в своё время Александр Солженицын.
Хотя за молчаливое сочувствие экстремистам — если никто о нём не знает — срок и штраф пока не предусмотрены. Недаром в кулуарах судов можно услышать, что посещение заседаний по политическим делам стало последней формой оппозиционного собрания. Но тоскливую атмосферу московских и петербургских судов нежданно взрывает Баймак. Башкирские деревенские мужики оказались не приучены к рефлексивному постмодерну.
Мало, что за Фаиля Алсынова вышли — и не в зал, а на улицу — на порядок больше, чем за самых уважаемых столичных оппозиционеров. ОМОН ещё и нарвался на мордобой. Поломался годами отлаживаемый регламент отношений подданных с хозяевами.
Сильно смотрится и истеричная реакция башкортостанского наместника Хабирова. Который до сих пор не числился особенным вроде Беглова. Но и от него довелось теперь услышать об организации митинга иностранными разведками. Ладно бы только это — рефлекс органичников давно разобран на анекдоты. Озвучил Хабиров и нечто поважнее. Отделение от РФ. Партизанская война.
Всё прочее им фиолетово. Но вот реальный страх путинизма — война, и ничто иное. Мускульная энергия, твёрдые изделия, высокие температуры. Одно это способно остановить. На краю ямы, в которую хозяева обрушивают страну.
От мэтров либерально-оппозиционной эмиграции доводится порой слышать: "При Сталине тоже не бунтовали". Чего не скажешь, конечно, в оправдание собственной страты. Не будем называть это ложью — назовём всего лишь незнанием. В конце концов, не только Путин у нас великий знаток истории.
Два с половиной миллиона повстанцев в начале 1930-х — это только задокументированные данные в рапортах ОГПУ. Не только Украина, Кавказ, Казахстан — где возникали обширные свободные территории. Бои шли на пространствах от Воронежа до Урала, от Кубани до Алтая. Тысячи крестьянских бунтов. Сотни рабочих забастовок. Вот так обстояли дела именно при Сталине. Сегодня слышатся призывы "сохранять себя, свою бессмертную душу". Так и поступали предки-соотечественники. Сохраняли — восстанием. А иначе и невозможно. Что-что, но уж духовное саморазрушение неизбежно в пассивности перед торжествующим злом.
При Хрущёве бунтовали уже меньше — не миллионами, а тысячами. При Брежневе ещё меньше — всего лишь сотнями. Оружие для уличных разгонов в "эпоху застоя" применялось только трижды, убиты были менее тридцати человек.
В мае 2017 года Аркадий Бабченко привёл некоторый реестр силового сопротивления. Столкновения рабочих с Росгвардией в Биробиджане и в Новой Москве (с захваченным оружием и потерями с росгвардейской стороны), стрельба в Хабаровском УФСБ, поджоги и нападения группировки СОРМ в Петербурге… Тогда такие инциденты были ещё ЧП. Сегодня это рутина ежедневной хроники. Что говорить, когда беспилотники бьют по Петербургу. Где ещё не закончился, хоть и ведётся ускоренно, процесс о взрывной ликвидации Фомина-Татарского.
А за вычетом этого фактора единственной российской оппозицией остаются ВСУ, ЛСР, РДК. Естественно, украинцы не собираются решать за россиян их проблемы. Уж тем более — обустраивать эмигрантам перестроечного призыва московский "корпоративчик на "Эхе". Русские добровольцы, воюющие за Украину, смотрят на дело несколько иначе: Цезарь вместо Пригожина обещал дойти до Москвы. Но ни легион, ни корпус не озаботятся эх-корпоративчиками. Конченое — кончено. Националистическая идеология, ментальность русской воли, порядки повстанческих краёв накрывают по-другому.
Путин и его репродукторы недаром повторяют про "СВО до победного конца". Чиновное имперство вздухоряют духоскрепным беснованием. Модернизируют карательную машину "добровольческими" формированиями Минобороны и Росгвардии, перелитыми из ЧВК. А забота о тыле возложена на проверенных сислибов. Виртуозно удерживающих бюджетно-финансовую и общеэкономическую систему. Делающих для режима уже много больше силовиков, карателей и пропагандонов.
Неизменна основа — унылая, но накалённая злоба на весь мир. За его экстремистское нежелание жить по законам пыточного бункера.
Очерчивается новая тактическая ставка — нормализация войны, репрессий и мракобесия. Всё течёт без особой тряски. Безнадёга обволакивает как бы "нормальную жизнь нормальных людей" — пока ещё не отправленных в мобики. Высочайшим соизволением сохраняется некий уровень привычного. В утешение особо совестливым пока ещё предоставлены отдушины соцсетей. Позволяющие самоощущаться по схеме "Палаты номер шесть": "И делать нечего, и совесть чиста, и мудрецом себя чувствуешь". (Собственно, даже организаторы всевозможных форумов откровенно признают: эти мероприятия никакого вреда режиму не причиняют, но нужны самим участникам, чтобы не чувствовать себя в одиночестве. Велика цель.)
Бои и расправы выносятся куда-то за грань, в другое, не своё существование. "Они думают, что всё в порядке, ибо ходят трамваи", — говорил Осип Мандельштам. А когда перестанут ходить — всё равно будет нормально. Ибо дуло будет во рту уже со всей несомненностью.
Это серьёзный ресурс режима. В обществе, особенно в его образованной части, распылилось нужное режиму понимание прав человека. В духе достоевского персонажа — "прежде всех одного себя". Главным из этих прав делается обозначенное тем же классиком "право на бесчестье". Так приучает режим к новой нормальности. Не скрывая: это надолго. И вновь никуда не деться от Оруэлла: "Это и есть глубинный смысл партийного лозунга, хотя многие понимают его поверхностно: "Война — это мир".
Не все, однако, принимают изврат за нормальность. "Листовки и плакаты против войны появляются ежедневно, — читаем в соцсети. — Но недавно появились новые. Другого тона. Они тоже за мир в Украине. Но они призывают русских к войне — войне против путина и его своры, против кремлёвских нацистов, против "воров и мокрушников". Причем обнаружить такие листовки можно в бедных районах города, там, где живут простые люди, якобы не интересующиеся политикой".
Только этим создаётся в современной РФ хоть какая-то оппозиционность. Кристаллизуется понятие — хата, многозначное в русском языке. Дворовое группирование в народной глуби — да, вот таких "простых людей, якобы не интересующихся политикой". Только и способных по-настоящему противостоять державной выгребной яме.
По крайней мере никому уже не надо быть первыми. Первые уже выступили. Многие из них пожертвовали собой. Понимая: если никто не начнёт, никто и не закончит. Теперь же — дело за словом.
