Весь мир помнит 3-4 июня 1989 года. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Схватка китайского народа с партократией, массовый протест, военное подавление, кровавая расправа. Но понять те дни невозможно без другой даты: 19 мая 1989-го. 35 лет назад была создана Независимая ассоциация пекинских рабочих. Самая решительная, боевая и идейная организация освободительного движения Тяньаньмэнь. Вполне по Марксу, китайские пролетарии показали себя авангардом революции – против марксистского режима.
На пути к Солнцу
К тому времени в Китае уже десять лет шли реформы. Масштабы страны делали их грандиозными. Придавали планетарное значение. Мир восхищался эффективностью китайских преобразований, смелостью и мудростью Дэн Сяопина – инициатора и стратега реформ. То-то впадали в шок иностранные корреспонденты весной 1989-го. Убеждаясь, как ненавидят Дэна простые пекинцы, пришедшие на Тяньаньмэнь.
Так было не всегда. Десятилетием раньше сотни миллионов китайцев искренне благодарили этого человека. Опять-таки, чтобы понять, надо вспомнить.
Мрачное зрелище являла КНР середины 1970-х. Позади осталась лихая эра Мао Цзэдуна, "большой скачок" и "культурная революция". Миллионы погибли от голода и репрессий. Государственная статистика принципиально отказалась от подсчёта жертв. Зачем, если Председатель Мао публично заявил, что готов стойко перенести гибель половины населения Земли – тем проще будет другой половине построить полный коммунизм. А потом заняться Луной, Меркурием и вообще остатками Солнечной системы.
"О том, как работать на Солнце, мы пока говорить не будем, – в этих словах Мао звучала скромность и реализм государственного мужа. – Ибо, по моему мнению, сейчас важнее всего Земной шар. Мы должны покорить Земной шар". Напомним: в современной КНР Мао Цзэдун считается отцом-основателем и пребывает в мавзолее. Официальные мероприятия украшаются изображениями этого добродушного лица. Руководство Коммунистической партии Китая проводит от Мао свою политическую родословную. Таковы партнёры Кремля.
Земной шар, зачищенный наполовину, притязания на Луну с Меркурием, а там и на Солнце прыгнем… И кто-то ещё ужасается путинским мультикам! Безумие подобных режимов своей волей пределов себе не ставит. Останавливаются только на дне. Или на принудлечении.
Кстати, ещё одно частное сходство: в начале правления за Мао Цзэдуном водились "либеральные" увлечения – "Пусть расцветают сто цветов", послабления лояльным буржуа, декоративная "многопартийность". Но не этим вошёл в историю Председатель, он же Великий кормчий. Самая известная из тысяч его цитат: "Наш коронный номер – война и диктатура".
Вернёмся в дореформенный Китай. Над миллиардной страной выстроилась пирамида диктатуры: партаппарат КПК, ЦК, Политбюро, Постоянный комитет Политбюро во главе с всевластным Председателем. Сверху шли директивы, проникнутые похвальной откровенностью: "Держать массы в повиновении". Кадровые функционеры, именуемые по-китайски ганьбу, открыто позиционировались как господствующий класс. Неустанно бдели полиция и госбезопасность. На городских заводах и в сельских коммунах стояли на постоянном квартировании регулярные части НОАК. Хунвэйбинские бесчинства давно прекратились (Мао посчитал своих фанатов опасными для своей же номенклатуры и разогнал танками), но повсеместно шныряли более дисциплинированные миньбины – партийное ополчение, помесь ОНФа с НОДом. Только куда как круче. Миньбины с дубинками, к примеру, врывались в дома и контролировали планомерность деторождения. Имели на то полномочия.
Во дворце Чжуннаньхай, "пекинском Кремле", рулила местная Семья. Мао старел и сдавал. Ему было уже за восемьдесят. Председателя подкосила болезнь Паркинсона, он подолгу пребывал в неадеквате и в этом состоянии продолжал раздавать руководящие указания. Но к его большому неудовольствию власть явно переходила в другие руки. "Красной императрицей" вознамерилась стать Цзян Цин, жена Председателя, вознесённая террором "культурной революции". Она сгруппировала вокруг себя самых бешеных ультракоммунистических фанатиков, двое из которых были зятьями Мао. Эта "банда четырёх" заготовила ремейк "культурной революции" – полпотовский геноцид в масштабах Китая и войну за шар земной. Короче, улёт на Солнце через Меркурий, во исполнение заветов.
Цзян Цин
Мао уже слабо отражал реальность. Но насчёт Цзян не заблуждался. "Дерьмо! – писал он ей (муж и жена жили в соседних помещениях, но друг с другом не разговаривали). – Бьёшь мимо цели!.. Сегодня ты купаешься в привилегиях, но подумай, что будет после моей смерти". Ей казалось, что она всё продумала. Но страна считала иначе.
5 апреля 1976 года произошла крупная протестная акция на площади Тяньаньмэнь. "Долой Мао Цзэдуна! Долой императрицу!" – скандировали пекинские рабочие. Демонстранты вступили в жестокую драку с полицией. На экстренном заседании партийной верхушки царил неподдельный страх. Главари КПК увидели в происходящем аж Будапешт-1956 и всерьёз перепугались за свою судьбу. Как известно, нацлидерам немного надо, чтобы впасть в истерику. Они ведь знают себя и примерно представляют, как на самом деле относятся к ним нации.
Полицейские сводки фиксировали "хулиганские инциденты на контрреволюционной почве". (Надо помнить, что контрреволюцией коммунисты называли как раз революционные выступления против своей диктатуры. Известная манера: развязать войну – и проклинать "агрессора", повторить Гитлера – и "бороться с нацизмом"). В тайных отчётах госбезопасности с тревогой сообщалось: на заводах рабочие изготавливают оружие. Сверхплановые изделия – ножи, пики, традиционные мечи, нунчаки. Китайский пролетариат активнее всех готовил перемены.
Тройственный союз после "банды четырёх"
Мао Цзэдун умер через пять месяцев после первых тяньаньмэньских событий. Ещё через месяц оказались за решёткой его вдова, зятья и племянник. Планы Цзян Цин были обречены изначально. Вся страна, снизу доверху, люто её ненавидела. Равно как и её приспешников.
Власть захватила иная группировка высшей номенклатуры. Не идеологи "володинского типа", а коренные силовики. Прямым преемником Мао в председателях ЦК КПК стал Хуа Гофэн, в недавнем прошлом шеф госбезопасности. В первые замы выдвинулся Ван Дунсин, начальник охраны высшего руководства (именно его люди арестовали вдовствующую императрицу и её "банду четырёх"). Страховал этот тандем министр обороны маршал Е Цзяньин. Сложилась понятная нам конфигурация типа "Путин - Золотов - Шойгу".
Но Китай не был нефтеэкспортёром и не имел кудринских кубышек. Поэтому силовики быстро ощутили, что не справляются с управлением. Ни Хуа, ни Ван не обладали ни системным мышлением, ни всеохватным влиянием. Не являлся стратегом государственного развития даже маршал Е. Хотя он в этом плане был посильнее двух первых. Недаром в молодости состоял в Гоминьдане, служил у Чан Кайши.
Именно Е Цзяньин понял, кто нужен во власти и настоял на этом. Из Кантона в Пекин, и сразу на пост зампреда ЦК КПК, возвратился Дэн Сяопин.
Третье пришествие
Этого человека называли птицей Феникс. Мао Цзэдун дважды повергал сподвижника в пропасть опалы. После этого обычно исчезали. Но Дэн Сяопин поднимался. Причём на вершину.
Дэн Сяопин
Первый раз это случилось в годы "культурной революции". Дэн сам был среди организаторов репрессивной кампании. Он даже придумал ярлык "новобуржуазные элементы" - идеологическое обоснование преследований. Именно так Дэна и назвали, после чего отдали хунвэйбинам. Мао рассудил как в басне Крылова: "Спасибо, милый кум! Наставил ты меня на ум!" Дэн принял участь со стоической покорностью.
Причиной опалы был прагматизм Дэн Сяопина, его тяготение к чему-то вроде НЭПа. Жёсткий коммунист, ветеран КПК, приближённый Председателя не являлся, однако, идеологическим догматиком. За это к нему подозрительно относился Мао и ненавидела фанатичная Цзян. Политический скандал вызвала фраза Дэна: "Неважно, какого цвета кошка, чёрная или белая - важно, чтобы ловила мышей". Такое вольнодумство стоило генеральному секретарю ЦК (в КПК этот пост был тогда высоким, но не главным: нечто, вроде старшего консильери при Председателе) нескольких лет унизительного перевоспитания.
В начале 1970-х Мао сменил гнев на милость и вернул Дэна в Чжуннаньхай. Но в апреле 1976-го именно Дэн Сяопина обвинили - без малейших на то оснований - в пособничестве демонстрантам на Тяньаньмэнь. Вторично отделаться опалой могло не получиться. Но Дэн Сяопин уже успел бежать в Кантон, где железной рукой правил его старый товарищ генерал Сюй Шию. Там Дэн и переждал около года. А дальше - "снова призвали, без него оказалось никак".
Хуа Гофэн и Ван Дунсин хотели прежней системы. Только без лихотрясок для самой номенклатуры и без конкурентов из "банды четырёх". Но классический маоизм, как сталинизм, предполагает тотальный террор. И требует кадров, подобных Цзян Цин. Значит, как-то что-то надо было менять. Что и как Хуа с Ваном не знали. Пришлось спросить у Дэна.
Он не только имел программу. Которая сохраняла власть партии, усиливала государство. И при этом выводила из взрывного тупика, избегала встречи с рабочими при пиках и нунчаках. Дэн Сяопин был непререкаемо авторитетен в многомиллионном слое правящих ганьбу. Был своим в командном составе НОАК. Его соглашалась принять масса китайского крестьянства. Политическая фигура и биография Дэна внушали устойчивость, успокоение и пусть неясную, но перспективу. Очевидна была уверенная жёсткая сила. Приказа держать массы в повиновении никто не отменял.
Новый-старый зампред и председатель Военного совета ЦК КПК стремительно укрепил собственную власть. В 1977-1978 годах он отстранил Ван Дунсина и его сторонников (включая мэра Пекина У Дэ, командовавшего подавлением апрельской Тяньаньмэнь). К 1981-му всякого влияния лишился Хуа Гофэн, а в 1982-м съезд КПК упразднил председательский пост. Хватит одного Председателя Мао, а то кто-нибудь, чего доброго, сможет повторить. Первым лицом партии стал генеральный секретарь. Этот пост занял Ху Яобан, преданный ученик Дэн Сяопина. Правительство - Госсовет КНР - возглавил Чжао Цзыян, другой протеже Дэна.
Постоянный комитет Политбюро состоял из единомышленников Дэн Сяопина. Один из них, экономист Чэнь Юнь, сделался своего рода младшим соправителем. По праву принадлежности к тому же первому поколению руководителей КПК Чэню дозволялось даже иногда возражать Дэну. Такое, впрочем, случалось редко. Оба были неуклонными сторонниками партийной диктатуры и экономических реформ. Оба преклонялись перед тенью Мао Цзэдуна и его единственной ошибкой считали необоснованные репрессии против самих себя. Да и это готовы были простить, благо кончилось хэппи-эндом.
Превыше всего коммунистические мандарины ставили власть своей партии. Но - интересная черта - думали они и о Китае. Причём - в отличие от современных иностранных поклонников - думать им было чем. Поэтому китайские реформы опередили антиноменклатурную революцию.
Земля - крестьянам
Старт преобразованиям был объявлен на пленуме ЦК КПК в декабре 1978 года. Новый курс получил название "Политика реформ и открытости". В названиях, кстати, лучше не путаться. Теоретические формулировки, программные тезисы, пафосные лозунги, поэтичные иносказания, бранные ярлыки - всё это важная часть китайской политической культуры. Отношение здесь чеканное. Каждое слово имеет значение.
Первоначально это был просто гигантский НЭП. Толчок пошёл через деревню. Власти санкционировали крестьянскую собственность на землю, орудия труда и часть продукции.
Официально частная собственность не признавалась. Коммуны не распускались. Сохранялись и плановые нормативы сдачи государству. За их невыполнение ганьбу из местных партократов не останавливались перед физическими избиениями (о чём взахлёб писала советская печать). Но по факту производственной ячейкой стал семейный двор. Крестьянин получил стимул работать и право зарабатывать. Значительная часть продуктов хлынула на рынок. Сельское хозяйство Китая быстро восстановилось. Впервые в истории КНР от страны отступил призрак голода.
Китайский крестьянин поверил лично Дэн Сяопину. Инициатор реформ сам обратился к селянам: "Трудитесь спокойно. Новых кампаний не будет". Верховная власть гарантировала деревне отказ от политического давления - в обмен на неукоснительную лояльность. Этот социальный контракт сказался в 1989 году: к драме на Тяньаньмэнь крестьянский миллиард остался почти равнодушен.
Наряду с реформами, появилась и заявленная открытость. В прибрежных провинциях стали создаваться совместные предприятия китайских министерств с западными компаниями. Постепенно они группировались в свободные экономические зоны. Китай предоставлял дешёвую и безотказную рабочую силу, по принципу "коммунизм есть капитализм минус профсоюзы и забастовки". Запад - инвестиции и технологии. Оттуда началась модернизация китайской промышленности. Закладывались основы нынешней "мастерской мира".
Гарантией для бездуховных капиталистов являлась твёрдая рука Дэн Сяопина внутри страны. А для одухотворённых политиков - его твёрдо антисоветский курс в международных делах. КНР была куда более опасным врагом СССР, нежели та же НАТО. В этом Дэн полностью наследовал Мао. "Сильная личность Пекина" поддерживала натовские программы перевооружения, требовала ужесточить противостояние Москве буквально на всех континентах. В 1978-м Дэн Сяопин полностью нормализовал отношения с США. В 1979-м предпринял атаку на Вьетнам, советский форпост в Индокитае. С 1980-го Китай активно включился в кампучийский и афганский конфликты. Китайским оружием воевали не только полпотовцы, но и ярые антикоммунисты - кхмерские республиканцы, афганские моджахеды, ангольские унитовцы.
Далеко идущие экономические преобразования и неуклонный антисоветизм создали Дэн Сяопину популярность даже в крамольном андеграунде СССР. Агитка молодёжной антикоммунистической группировки "Синее знамя" прославляла зампреда ЦК КПК как "самого сильного вождя мировой демократии". Смехотворность этого заблуждения можно было понять и тогда. Но многим и впрямь казалось, будто реформирование хозяйства и сближение с Западом потянут за собой политическую демократизацию Китая.
Кабала - рабочим
Первое полугодие 1979-го вошло в историю под именем "Пекинская весна". Столица и крупные города сбрасывали страх, пробуждались от оцепенения. Стены домов пестрели смелыми дацзыбао. Эти листовки, вроде "бумажных блогов" (только куда популярнее нынешних электронных) были главной формой гражданской активности китайцев. Люди собирались на разных площадках, читали, обсуждали. Негодовали на "банду четырёх" - и требовали гарантий от великих бедствий. Гарантировать брались сами: свобода слова, собраний и союзов, свободные выборы станут надёжной уздой для начальников-ганьбу.
"Вождь мировой демократии" не замедлил с ответом. На улицы вышли усиленные наряды полиции. Дацзыбао были сорваны, стихийные собрания разогнаны. Летом 1980-го Дэн распорядился убрать из конституции право на вывешивание дацзыбао. В общем, если бы пекинские рабочие повстречались с восторженными авторами "Синего знамени", то наверное, начистили бы им физиономии за восхваление Дэн Сяопина.
В начале 1987 года студенческие волнения охватили Пекинский университет. Студенты снова требовали политических свобод и альтернативных выборов. Опаснее всего было для властей то, что при полицейских разгонах за студентов вступались рабочие. И тогда начинались уже настоящие схватки.
Дэн Сяопин в очередной раз двинулся жёстким курсом. Подавлением волнений он не ограничился. Была объявлена - после долгого перерыва - общегосударственная политическая кампания: "борьба с буржуазной либерализацией". Режим ужесточался системно. Такого в Китае не случалось уже давно.
Серьёзность взятой линии доказывалась важным кадровым решением. Был снят с поста генерального секретаря и взят под домашний арест популярный реформатор Ху Яобан. Друг свободолюбивых студентов. Буржуазным либералом Ху, конечно, не был. Но он был решителен в разоблачении ужасов классического маоизма, в реабилитации его жертв. Выступал за определённую свободу дискуссий, поощрял общественную активность. И вот, Дэн без сожаления устранял своего ученика.
Генсеком был назначен Чжао Цзыян - политически близкий Ху Яобану, но слабый, нерешительный и зависимый. На освободившийся пост премьера заступил холодный и жёсткий партийный технократ Ли Пэн. Усилилось консервативное влияние Чэнь Юня и куратора карательных органов Цяо Ши. Ужесточились позиции ведущих региональных секретарей. При Дэн Сяопине сформировалась новая команда для сложных времён.
Реформы Дэн Сяопина заняли почётное место в перечне "экономических чудес". Даже под партийной диктатурой рынок возродил общество огромной страны. Оттуда родом могущество современного Китая. Но с самого начала в "политике реформ и открытости" обозначился своего рода патриархальный перенос. Вполне сознательно проведённый Дэном. Экономически от его политики выиграла прежде всего деревня. Условием её оживления ставилась политическая инертность. Массы охотнее повиновались в ответ на властные благодеяния. К тому же, надо помнить точку отсчёта: тотальная нищета, грань голода, полное отсутствие всякой социалки в маоцзэдуновской КНР. Тем более на селе. Режим, изменивший такое положение, не мог не стать популярным.
Но стомиллионный в те времена китайский город гораздо слабее ощущал благотворность преобразований (кроме, разумеется, "свободных зон" побережья). Появились базары и приработки. Промышленность постепенно переводилась на хозрасчёт. Но выигрывали от этого узкие группы директоров и новоявленных коммерсантов. Жизнь рабочих почти не менялась. Разве что зарплаты, и так очень низкие, перестали быть гарантированными. Характерно пекинское дацзыбао конца 1980-х: "Мы тяжело работаем на заводе, а зарплаты не хватает даже на бутылку хорошей водки, которую нагло пьют на наших глазах зажравшиеся партийные начальники. Мы против "культурной революции", не хотим её повторения. Но расплата к ним придёт!"
Окончание следует
! Орфография и стилистика автора сохранены
